Памятник вождю народов

…Железные, изъеденные ржавчиной остовы и остатки стен торчали над зарослями шиповника. Я обошел вокруг покрытых мхом и опутанных малиновыми плетями развалин. Из них с громким карканьем выпархивали вороны и взлетали к верхушкам громадных елей, что окружали разрушенный людьми и временем пантеон. Могучие деревья – часть паркового ансамбля, и, пожалуй, только они жили здесь полноценной жизнью, год от года набирая силу. Все остальное было мертво и принадлежало прошлому…

Решение о строительстве музея-павильона на окраине Курейки – северной деревеньки в пятидесяти километрах от Туруханска, где отбывал ссылку И. Сталин – было принято в далеком 1949 году. Тогда еще в целости сохранилась изба, в которой жил «вождь народов». Ее перенесли на высокий берег Енисея и «спрятали» под крышу павильона. Под его железобетонный фундамент забили толстые лиственничные сваи, рассчитанные на 200-летнюю сохранность. Для стен тоже использовали лиственницу – древесину распилили на пластины, которые снаружи покрыли специальной штукатуркой под красный гранит. Высокие оконные проемы не замерзали даже в самую лютую стужу. Старые курейцы (их, правда, в деревне остались единицы) помнят, как строился пантеон.

 

– Я в школе тогда училась, после уроков мы любили бегать на стройку, – поведала мне бывший директор местной школы Лидия Владимировна Нагорнова. – Носили воду заключенным, которые там работали. Их называли «контингентом». Охрана относилась к этому спокойно. Потом, помню, один приковал себя к балке, отказываясь работать, и нам запретили приближаться к объекту.

Перед павильоном разбили сквер, цветники, клумбы, высадили ели и установили десятиметровую железобетонную статую вождя, покрытую белым гипсом. Летом 1952 года строительство пантеона было закончено, и музей был открыт для посетителей. Жизнь Курейки забурлила. Огромное здание на высоком диком берегу Енисея выглядело как некий храм небесному божеству. Так, впрочем, и было задумано. Проплывающие мимо пароходы громко сигналили, и эхо долго не умолкало над енисейскими плесами. Вереницы людей, которых с юга привозили туристические суда, как муравьи, неустанно двигались к пантеону…

 

Но время двигалось неустанно, и Енисей омыл курейские берега свежими вешними водами. Вскоре музей был закрыт. А зимой 1961 года памятник сдернули трактором и, подтащив к Енисею, пустили под лед. Никому ненужное (даже на стройматериал), заброшенное здание пантеона быстро пришло в запустение. Правда, долго возвышалось незыблемой громадой, пока в 1994 году его не сожгли. Кто это сделал и зачем – неизвестно. Огонь очищает пространство, сжигает мусор и хлам, но вместе с тем уничтожает и память.

 

Но, к счастью, не всю и не у всех. Жизнь видных (нередко далеко не великих, а тем более замечательных!) людей после их смерти продолжается в памяти потомков. И не только в памяти. Она нередко напрямую влияет на их судьбы, определяет род их занятий и увлечений. Очень часто, даже в переиначенном, подкрашенном, выхолощенном, истолкованном, согласно потребностям нового времени (а порою и новой веры!), в русле его политических нужд виде, превращается в легенду, миф, становится символом, знаменем, гербовым знаком целых стран и народов. Северной вотчиной государства Российского называли Туруханский край. Тут в изобилии было всего – пушнины, золота, рыбы, орехов, грибов, ягод, но, прежде всего, диких просторов, медвежьих углов. Как раз это «богатство» и привлекало центральную власть, которая ссылала сюда неугодных людей. Как правило, это были личности характерные – сильные, авантюрные, своевольные. Окраинная Сибирь принимала их, как своих, не спрашивая, какого они роду-племени и в чем провинились перед всемогущим государством. Туруханский край хоть и был его вотчиной, но все же претендовал на некую самостоятельность, жизнь по своим таежным правилам и уставам, которые (к счастью!) писались не государевыми чиновниками, а природой, законами выживания в ее дикой среде. Местные тунгусы (так скопом часто называли всех аборигенов) вообще воспринимали любого белого человека, независимо от его чина и социального положения, как инопланетянина.

Удивительны метаморфозы судеб. Не по своей воле многие очутились в этом диком краю. Но оказалось, что для некоторых характеров именно эти суровые, но чрезвычайно богатые и красивые берега и были в некотором роде землей обетованной, тем единственным местом под солнцем, где надлежало им в полной и высшей степени проявить свою натуру. Спору нет, не место красит человека, а человек место. Однако часто в человеке пробуждаются недюжинные силы и способности тогда, когда именно место, в котором он оказывается волею судьбы, щедро одаривает его своими дивными красками и чарами. Причем независимо от национальной принадлежности.

Иосифа Сталина заполярная Курейка встретила хоть и без хлеба с солью, но довольно участливо и доброжелательно. Тут же разбитного, франтоватого усача-кавказца окрестили Йоськой. Без насмешки и издевки, а чтоб проще и легче произносилось в спешке, на морозе. Сталин любил и умел рыбачить. Рассказывали, что тайно навещая своих ссыльных друзей в соседних станках (так тут назывались поселения), он одаривал их огромными осетрами. В охоте тоже преуспел. Ссыльным, правда, оружие не разрешали держать. Поэтому местные охотники, уходя в тайгу, специально для Сталина в условленном месте оставляли ружье с боеприпасами. Обзавелся молодой революционер и семьей. Правда, только видимостью ее. Настоящей привязанности ни к своей возлюбленной, ни к их совместному ребенку он (вполне возможно, что к счастью!) скорее всего, не испытывал. Поэтому, как только горячих южных кровей красавец-муженек покинул Курейку, его сожительница тут же поспешила забыть о нем. Вскоре вышла замуж, подняла на ноги сына. «В тридцатые годы он с моей мамой в Дудинке в техникуме учился, – вспоминала Лидия Владимирова. – Его все так и звали – Саша Сталин. Он счастливо дожил до восьмидесятых годов. Умер где-то на Урале».

Память наша бывает весьма избирательной. Сталин о своем революционном (в том числе и туруханском) прошлом предпочитал не вспоминать. Лишь после войны он вынужден был мысленно вернуться в те места в связи с прокладкой железной дороги Салехард-Игарка, которую в народе окрестили «Сталинкой». Вскоре строительство (ему было присвоен №503) было прекращено, на трассе посреди тайги (чуть севернее Курейки) до сих остались депо, станции, паровозы, лагеря. Еще один «мертвый» памятник ушедшей эпохи. Ее не вернешь.

Грустно или нет – не знаю. Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать. Но, наверное, знать и помнить историческую чересполосицу добра и зла весьма полезно и для настоящего, и для будущего. Чтоб долго (если не навсегда!) не оказаться вдоль полосы, окрашенной в черный цвет…

Вождей, которые со временем оказываются колоссами на глиняных ногах, даже при жизни нередко свергают с пьедесталов. Что уж говорить про посмертное отношение к политическим кумирам. О мертвых не принято злословить, о них или хорошо, или ничего. Однако это не про земных божков. Правда, случается, удостоверившись, что новые властители ничем не лучше старых, пытаются вернуть прошлое. Так или иначе, но нашлись энтузиасты, которые решили восстановить памятник вождю. Был он, конечно, поменьше прежнего, но все равно довольно представительным, заметным издали. Прознав о самодеятельности туруханцев, центральная власть возмутилась: как без ее ведома и спроса сибиряки посмели реабилитировать злодея?! Рука Москвы немедленно протянулась за Урал. По рассказам местных жителей, в Курейку срочно был откомандирован спецназ с приказом ликвидировать памятник. Курейцы к инициативе «москалей» (так в Сибири называют представителей стольного града) отнеслись без энтузиазма. И тут дело не только в памяти. В той же столице есть парк искусств Музеон, где выставлены скульптуры и памятники ушедшей эпохи. Есть на что посмотреть, чему подивиться, что вспомнить и москвичам, и гостям. В Италии есть памятник погибшим воинам, на котором выбито: «Памяти павшим в боях». На скульптурах Музеона можно было бы начертать: «Памяти бывшим в истории». Таковым и был для курейцев памятник Сталину – единственная достопримечательность этих гиблых мест, про которые, как говорили, «сам черт забыл, не только леший». Уничтожая его, местных жителей лишали своей самости – своего лица, своей истории. В деревне так и не нашлось тракториста, который бы согласился свергнуть памятник-новодел. Еле-еле уговорили какого-то пьянчужку. Рассказывают, что, когда половинка скульптуры скатилась вниз, вдруг с ясного неба раздался гром. Возможно, это был ропот небесных богов, которые испугались, что с ними когда-нибудь поступят точно также…

…Больше никто не пытался сотворить из разрушенного пантеона местный Музеон. Пустой пьедестал белеет на бугре. А рядом в густой траве лежит памятник, видна часть туловища, голова и одно ухо – вождь как будто прислушивается, что творится в земных пределах. Тихо вокруг. Даже вороны, пролетая мимо, умолкают.

Владимир СУПРУНЕНКО